Летопись русской славы на полях сражений

В 1223 г. в южнорусских землях произошли события, определившие дальнейший ход истории… Междоусобные распри князей, тёмные интриги в княжеских палатах, окружённая пламенем Дикой Степи Русь, первые кровавые стычки с появившимися в степях ордами кочевников. В княжеских дружинах нет недостатка в смелых, опытных воинах, вот только смогут ли они объединится, чтобы дать отпор врагу? Преодолевая интриги и распри, князь Мстислав Удатный собирает дружины. Полный опасностей поход за Днепр заканчивается битвой на реке Калке.
Столкнувшись с непобедимыми доселе полками Субэдэя, цвет русского воинства не отступил и навсегда остался в Дикой Степи... С тех самых пор седые курганы за Днепром хранят и помнят в суровом молчаньи погребённую древнюю славу Руси. Но не только на гребнях холмов и взгорий под вольными ветрами склоняется по погибшими серебристый ковыль. Мы, потомки, помним о вас, герои!

Пожалуй, главное качество русского писателя Андрея Воронова-Оренбургского, − его откровенный, спокойный, никем и ничем непоколебимый патриотизм. Это не вызов, не эпатаж, не констатация факта - это тот самый фундамент, те самые корни, без которых творчество самобытного петербургского писателя попросту «невозможно».

«Пушкинский отшельник»- он создает свои тексты самым простым способом: при помощи обыкновенной ручки и листа бумаги. Возможно, он последний из могикан, последний исторический романист в стране, не прикасающийся к компьютеру. В непосредственном общении с листами, которые неспешно покрываются чернильными строчками, есть безусловно своя писательская магия, свой особый сакральный смысл. Здесь нет места той машинной торопливости, той, вошедшей уже в наши кровь и плоть, так называемой «компьютерной прозе»- сухой, безликой, как «точка - тире».

Проза Воронова-Оренбургского совершенно иная-она пронизана бьющей через край образностью, пульсирует метафорами, сравнениями, символами. Она удивительно поэтична-и это притом, что широким полем деятельности автора всегда оставалась и остается история нашего Отечества. И не просто история - а ее самые болевые, самые трагические точки - касается ли это битвы при Калке или затяжных и трагичных для нас и народов Кавказа бесконечных кавказских войн. Вдумчиво, серьезно, бережно, по крупицам создается быт, проводится колоссальная работа с источниками, выискиваются новые, неизвестные прежде факты, касающиеся языка, оружия, одежды, обычаев не только самих русских, но и их многочисленных соседей. По романам Воронова-Оренбургского можно смело представлять себе уклад жизни целых племен и народов. Писатель осознанно взял на себя циклопический по объему, подчас весьма неблагодарный труд, но без него невозможно создание той самой, многогранной правды, в которой невольно начинаешь сочувствовать не только «гребенским»казакам или Даниилу Галицкому, но и имаму Шамилю, и Субудэй-багатуру. Образы врагов, далеко не картонные, наполнены такой же жизненной силой и убедительностью, что делает романисту честь не только, как этнографу, но и как тонкому психологу, отдающему себе отчет в мотивации каждого поступка и каждого действия, как созданных воображением автора, так и реально существующих исторических персонажей! В «окаянные девяностые», когда весь писательский люд откровенно растерялся, заметался, бросился - кто в дешевое «фэнтези», кто в не менее дешевый «детектив», когда слово «Отечество»стало чуть ли не проклятьем, бывший морпех Андрей Воронов-Оренбургский выстоял.

Он не дрогнул, не отдался на легкий и длинный доллар псевдоиздательствам-однодневкам. Писатель продолжал в одиночку, упрямо, почти безнадежно воспевать «любовь к отеческим гробам», создавая один за другим масштабные, эпические полотна, за которыми стоит , без всяких преувеличений титанический труд и вера в свое правое дело.

В его похожих на саги романах продолжала жить, как постоянное напоминание, русская История: остроклювые кочи бороздили северные моря, открывалась первопроходцами Русская Америка; княжеские полки и дружины, покрытые кровью, бились с волчьими ордами степняков.

Не будет преувеличением сказать, что, не выходя из-за своего стола, вел стоическую битву и сам писатель: с действительностью, в которой с таким трудом собранную страну, прикрываясь трескучими фразами о гуманизме и человеческом достоинстве, предатели Родины,- по частям продавали у него на глазах. С цинизмом современной прозы, в которой окончательно прописались мат, садизм, порнография и садомский грех... С казалось бы беспросветной обыденностью жизни - с ее постоянным безденежьем и отсутствием всяких реальных перспектив. За это время он создает пятнадцать полноценных романов - настоящий эпос, посвящённый любимому Отечеству!

Воронова-Оренбургского часто сравнивают с Пикулем. Сравнение не совсем верное - и по стилю, и по работе с архивами, и по отношению к прошлому Андрей является самобытным творцом с большой буквы! Вот уж в чем он точно похож на знаменитого предшественника, так это удивительной, уникальной работоспособностью: каждый день подъем вместе с птицами в пять утра и полноценные восемь-девять часов труда. И так месяц за месяцем, год за годом. Не правда ли? - уже одно это ... не может не вызывать уважения!

К счастью (а справедливость всегда должна восторжествовать) творчество романиста и в беспросветные 90-е находило своего читателя. Пенталогия о кавказской войне имела удивительный, самый широкий и горячий отклик! И по сей день она очень популярна в народе, причем читают ее отнюдь не только русские, но и весь Северный Кавказ.

Не смотря на то, что либеральная пресса умышленно долго не замечала патриотического автора «Фатума» и «Дарго» (в то же самое время смакуя на все лады вычурные поделки новомодных дешевых, откровенно гламурных и заказных писак) - и без всякой рекламы думающий читатель находил его романы на полках книжных магазинов страны. Слава Богу-положение изменилось! Сейчас- появилось большое количество статей в Москве, в Питере, в Сибири и на Урале. Идет живое обсуждение на бескрайних просторах интернета. И есть многочисленные отклики.

Следуя за своими предшественниками (Загоскиным, Сергеевым-Ценским, Данилевским, Зуевым-Ордынцем, Задорновым, Штильмарком, Далецким, Степановым, Яном, Чапыгиным, а так же Валентином Саввичем Пикулем), самым внимательным образом относясь к тому, что в жанре исторической прозы было сделано до него, Воронов-Оренбургский сумел создать свой собственный, неповторимый мир, что само по себе дело очень трудное, если не сказать уникальное, требующее долгих поисков и экспериментов со словом. Тем не менее автору удалось главное-стать узнаваемым, востребованным и любимым!

Андрей Воронов-Оренбургский с самого начала выбрал благодатную ниву для творчества - и,судя по всему, намерен трудиться на ней еще очень долго. Но уже сейчас совершенно ясно, он будет всегда востребован читателями российской истории, число которых, как показывает сегодняшняя действительность, активно растет и увеличивается.

Что ж, как говорится: большому кораблю-большое плавание. Пиши, дружище, пиши и пиши, пока пишется. Твои романы о достоинстве и чести России, как никогда нужны сегодня нашей стране и народу! Удачи! Мы верим в тебя! Мы русские, с нами Бог!»

Романы Андрея Воронова-Оренбургского написаны в разное время, но яркие краски их не потускнели. Тайна этого успеха кроется в живом и искреннем чувстве, с которым автор рассказыввает о мало известных страницах нашей истории.

Неспроста писатель, начиная свой труд, окружает себя антуражем давно ушедших эпох, надевает на себя старинный камзол, зажигает восковые свечи и… начинает творить. Так создается образ авторского вхождения в тему повествования. Творец, оставаясь с нами, хочет встать совсем рядом со своим героем, тем самым предельно сблизить нас с ним. Желает войти в его жизнь и незримой призрачной тенью следовать за каждым его шагом. Готов поддержать его в тяжелую минуту роковых испытаний и радоваться с ним в час торжества. Воспевать его отвагу, великодушие, доблесть, прославлять верных друзей и клеймить врагов. Желает открыто , не скрывая, любить героя и влюблять его в нас.

И это ему – удается на все сто!

Начните лишь читать романы А.Воронова-Оренбургского. «Паруса судьбы», «Голова Горгоны», «Форт Росс» из цикла «Фатум». Военно-исторические романы кавказской темы «Рай под тенью сабель», «Кавказ − проповедь в камне», «След барса», «Дарго − кровь за кровь» из цикла «Эшафот»; «Ярое Око», «Когда оживают легенды», «Каньон Вечности» или «Пиковая Дама-Червоный Валет», «Дикое золото»... И они сразу же пленят вас удивительной правдивой яркостью, героичной самопожертвенностью во имя долга и чести, удивительным лиризмом, задушевностью и чарующей простой».

Героям автора неведом страх. Они рождены для жестоких схваток с врагами Империи, любить прекрасных женщин, верой и правдой служить Престолу. Их звонкие клинки не знают жалости к предателям и негодяям. Их души исполнены благородства.

Итог их службы – победа русского оружия. Знак их – алый росчерк стали на груди врага.

Герои многочисленных романов автора, будь то: морские офицеры, лихие казаки, выликосветские дамы и кавалергарды, солдаты и маршалы, суровые горцы и степняки, каторжники и проститутки, политичекские ссыльные, террористы и жандармские сыщики… Вот уже второе десятилетие вызывают стойкую симпатию – или восторг у читателей! И объяснение этому одно: образы героев, славных сынов России, образы достойных и решительных людей раскрываются мастером слова с большой убедительной полнотой и силой, а говоря одним словом – талантливо!

При этом хочется напомнить, что написание большинства романов писателя пришлось на лихолетье девяностых годов, когда падение нашей морали, казалось, не ведало дна, а в массовой литературе безраздельно господствовал взгляд откровененой «порно-чернухи» и дешевого «фэнтэзи».

Тем отрадне сознавать, что в книгах А.Воронова-Оренбургского, несмотря ни на какие «злые ветры судьбы», герои остаются достойными подражания и восхищения.

Пользуясь скупыми биографическими данными из жизни выдающихся деятелей прошлого: Н.П.Румянцев, А.В. Суворов, Ф.Ф.Ушаков, Д.В.давыдов, М.Д.Скобелев и др., вчитываясь в их очерки и письма, тщательно изучая воспоминая очевидцев и современиков, автор силой художественного проникновения во многом верно и точно, раскрывает духовный облик великих полководцев и политических деятелей нашего прошлого, собственной кровью и жизнью, доказавших свою исключительную преданность Отечеству. Показавших миру немеркнущую доблесть и силу русского штыка.

Герои романов под пером А.Воронова-Оренбургского обретают героический и драматический отсвет, их страсть и преданность государственным задачам Империи воспринимаются как непрерывная цепь рыцарских подвигов.

Писатель хоть и отдает должное высокому статусу своих героев, их чинам и титулам, но ничего тривиально стилизованного в этих фигурах нет – они полны живых страстей, страданий, замыслов. И капитан Преображенский, и князь Осоргин, и полковник уланского полка Манеев, и вице-король Новой Испании герцог Кальеха дель Рей и дон Хуан де Аргуэльо – это дерзновенные и борющиеся люди с целым спектром своих достоинств и слабостей, пожалуй такие, какими они были на самом деле.

Прослеживая все перепитии и злоключения жизненной борьбы своего героя, писатель как бы не отрывает руки от напряженноно и мощного пульса жизни своего кумира, и в этой напряженности ритма прозы явственно ощутим унисон двух бьющихся сердец – автора и героя. Поэтому, будь то Джон Бартон из 7-го кавалерийского полка генерала Кастера или Алексей Кречетов, ставший по роковому стечению обстоятельств тайным агентом разведки Его Величества, будучи подчас одинокими в своей борьбе, все же не одиноки.

Своим непреклонным сопротивленим злу, вероломству, коварству, предательству, мужественной стойкостью в столкновении с внутренними и внешнимим врагами России, герои автора утверждают гражданственность и патриотичность своих убеждений, своего верноподданического мировоззрения и свою принадлежность к славянофильскому, православному лагерю. Тема служения и бескорыстной любви к Отечеству, звучит в каждом из 22 томов полногласно и утверждающе. Писатель гармонично вживается в характеры не только главных героев, но и второго, и третьего плана. Дерзкие, хитрые, умные и простодушные слуги своих господ, рядовые матросы и солдаты, крестьяне и бурлаки, кокотки из кабаре и салунов, ковбои и шерифы, заводчики и купцы, равно как сыщики и жандармы, выписаны автором броско и метко.

Великолепно воссоздавая быт и нравы царской России, показывая с полной убедительностью народный исток любви своих героев к Родине, А.Воронов-Оренбургский не ослабевает свое внимание к этой важнейшей черте русского человека и, увлекаясь драматическими, а подчас и трагическими сторонами судеб своих героев, не оставляет в тени весь тот комплекс светлых чувств, которые не отделимы от жизни и личности кипучих и сильных духом деятельных натур.

Возможно, это происходит потому, что писатель, желая как можно полнее представить живые фигуры своих героев. не позволяет себе упускаит из виду, что личности определяются не только фактами их биографий, но и в большей степени содержанием их творчества и поступками. И правда, когда автор выпукло и трагично изображает ожесточенную борьбу графа Воронцова с мюридами имама Шамиля и раскрывает в этой связи причинно-следственные начала кавказской войны, ее исторические и политические корни, то человеческие хакрактеры той и другой стороны от этого выявляются очень рельефно, хотя и не всегда бесспорно. Конечно, писатель не ставил перед собой целью лишь хроникальный анализ осады Кавказа. Автора, как мне видится, интересовали прежде всего живые люди и героический дух той кровавой и неоднозначной эпохи. Энциклопедическое знание исторических реалий, политических коллизий и противоречий, национальных особенностей, будь то: Россия, Испания, Польша, Америка, Италия или Англия – сослужила автору хорушую службу для более углубленной и объективной обрисовки, как исторических площадок, где происходит действие, так и для личностей героев, для выявления большей масштабности их взглядов, большей их философской исторической проницательности.

И пусть въедливые историки-критики порой не согласны с той или иной позицией автора, делают укоры в адрес «научной осведомленности» и «правомочности» …Но нам, читателям, не стоит забывать о главном – А. Воронов-Оренбургский воссоздал образы исторических деятелей России столь живо и сочно, рассказал о них с таким трепетным вниманием, с таким глубочайшим уважением, что домыслить к этим живым характерам некоторые другие недостающие им черты не так уж и трудно. Кто знает, быть может, что на такое активное и дотошное чтение писатель из Царского Села и рассчитывал?..

Однако, при всем том я, как историк, не могу не сделать одного принципиального замечания. А. Воронов-Оренбургский хорошо осведомленный с источниками и строящий свои исторические саги на довольно точном историческом материале, все же в иных случаях бывает однобоко пристрастен, а то, напротив, доверчив и подпадает под влияние устоявшихся взглядов на прошлое нашей истории. Надо полагать, что автору многочисленных военно-исторических и историко-приключенческих полотен не были известны капитальные биографические исследования ряда современных ученых, вышедшие в 80-90 гг., иначе он не допустил бы некоторых досадных ошибок.

Впрочем, писатель волен отдаваться своей буйной фантазии и использовать даже «малодостоверные, сомнительные» факты, если они представляются ему в чем-то весомыми и характерными для его героев.

Значимо то, что в сюжетных коллизиях А. Воронова-Оренбургского выведена формула достоинства, чести и благородства русского офицерства. Ее пафос, к счастью, не клиширован из тома в том, а. следовательно, важным является не только символ, функция, но и подлинные личности ее персонажей и создателя.

А теперь вывод: в романах автора достигнут главный вольтеровский постулат: «все жанры хороши, если они не скучные».

А. Воронов-Оренбургский – отнюдь не скучен! Писатель, горячо любя своих героев, внушает и читателю это терпкое, отчасти щемящее сердце чувство. И читатели, расставаясь с полюбившимися героями, ставшими им знакомей и ближе, несомненно скажут про себя те слова, которые мы говорим своим близким и дорогим друзьям: «До скорой встречи!»

В одном из своих обзоров исторической литературы «Скажи мне правду, атаман» я писал: «После Юрия Тынянова, Василия Яна, Валентина Пикуля и Дмитрия Балашова появление новых имен в этом жанре воспринимаешь с опаской. Однако творчество талантливого Андрея Воронова-Оренбургского свидетельствует о том, что с исторической прозой у нас всё в порядке. Андрей Воронов пишет размашисто - трилогиями. Первая его трилогия "Фатум" рассказывала о русских офицерах, пытавшихся сохранить для Отечества Русскую Америку. Второй цикл из трех романов "Эшафот" посвящен кавказской войне позапрошлого века. Первый роман цикла "Рай под сенью сабель" воссоздает события похода русской армии с целью захвата резиденции имама Чечни и Дагестана Шамиля аула Дарго. Второй роман "След барса" развивает тему кавказской войны, в которой сталкиваются интересы различных сил. Главный герой романа ротмистр Аркадий Лебедев становится жертвой предательства, а граф Воронцов, столь нелюбимый поэтом Пушкиным продолжает штурмовать неприступные аулы Шамиля».

Потом вышел третий роман цикла «Дарго», - о взятии русскими богатырями неприступной цитадели Шамиля, бегстве последнего, судьбе главного героя ротмистра Лебедева, которая показалась мне в романной линии незавершённой. Андрей прочитал эту рецензию и откликнулся письмом, у котором рассказал о том, что московское издательство «Альва-Первая» заключило с ним договор на издание двенадцати его романов, три из которыx являются продолжением романного цикла «Эшафот».

Тогда же я решил подготовить интервью с этим многообещающим автором, книги которого, как мне кажется, пока ещё не так известны как многочисленный элитный «массолит» Минаевых, Сорокиных и иже с ними.

Поскольку Андрей живёт в городе Пушкин (Царское Село), а я в Москве я подготовил несколько вопросов, которые и отправил ему по электронной почте.

Андрей долго отнекивался, ссылаясь на то, что работа над прозой отнимает всё его время. А пишет он, кстати, пером, а не настукивает тексты на компьютере. Потому пишет хорошо и долго. Я продолжал настаивать и Андрей, наконец, прислал мне большое письмо. Это не совсем ответы на вопросы, но писателю вольно отвечать так, как это кажется ему верным.

Поэтому я не стал ничего менять в форме его письма, предварительно, посвятив читателя в вопросы, которые послужили повод для этих мыслей вслух исторического беллетриста и настоящего русского патриота Андрея Воронова-Оренбургского:

- Андрей, число сочинителей разного рода книг в наше время едва ли не превышает число читателей. Однако всегда следует различать писательство как ремесло и писательство как талант. Последнее всё же категория штучная. Шесть историко-приключенческих романов, написанных вами и прочтенных мной и достаточно широким кругом читателей, дают мне основания утверждать, что их автор человек, безусловно, талантливый. Не хотелось бы повторять расхожие эпитеты и сравнивать Вас с Дюма-отцом, Валентином Пикулем или же мастеровитым Борисом Акуниным. Скорее, ваша проза напомнила мне кумира моей юности Роберта Штильмарка с его «Наследником из Калькутты». Но, Ваша стезя – историческая романистика в последние годы дает нам не так много отечественных имен, которые бы заблистали также ярко, как имя автора трилогии «Фатум» и трех романов из цикла «Эшафот». В то же время читатели знают об Андрее Воронове-Оренбургском до обидного мало. Прошу Вас восполнить этот досадный пробел и рассказать о себе, о том, как Вы пришли в историческую романистику.

- Насколько связаны между собой три первых уже опубликованных и три ещё не изданных романа из цикла «Эшафот»? И ещё, что Вы понимаете под этим грозно-печальным понятием? Если «Фатум» - судьба, то не следует ли понимать «Эшафот» как судьбу России в XIX и XX веках?

- Андрей, как мне кажется, в своих последних романах вы выходите на деятельность российской контрразведки. Означает ли это, что из историко-приключенческих ваши романы переходят в категорию историко-шпионских романов?



В.И. Притула

советский российский журналист-международник, писатель-прозаик

1

Письмо родственной душе, или Мысли вслух

Ответ автора на вопросы, заданные в статье Виктора Притулы

«Певец во стане русских воинов»

Привет, уважаемый Виктор! Искренне рад нашему знакомству! Благодарен тебе за участие, звонки, за поставленные вопросы. Что ж, поговорим, право, жаль пока, виртуально…

С чего начать? Эсхил, Еврипид, Софокл – приступая к написанию трагедий, неукоснительно держались единства трёх составляющих: «время», «место», «действие».

Последую их примеру и я.

Итак – «Время».

Истаял, как ложка сахара в кипятке, 20 век… Мы незаметно для себя, даже как-то легкомысленно, всё в той же житейской суете и давке, в радостях и обидах, праздниках и буднях, перешагнули рубеж второго тысячелетия! За последние два десятилетия изменились гримасы мира, почти до неузнаваемости изменилась наша страна; изменились политические и экономические ориентиры нашего общества, а вместе с ними: вкусы людей, театр, литература, искусство в целом. Что делать? Tempora mutantur, et nos mutamur in illis.

Начиная разговор о судьбах искусства, литературы в частности, в наше «попсово-звёздно-аншлаговское», а по сути, всё тоже нестабильное время, которое мы переживаем, мне не хотелось бы ставить для себя, пользуясь театральной терминологией, «сверхзадачу»: дать читателю скандальные факты, сенсационные сплетни, занимательные истории из жизни знаменитостей прошлого или настоящего. Не ставлю для себя, в нашем «разговоре по душам», и задачу извлечь из архивов иль уст «коллег по цеху» писательские и не только писательские тайны.

Конечно, всего этого «жареного», «солёного», «перчёного» довольно в каждой или почти каждой «кухне» того или иного издательства, театра, телевидения или другого творческого союза. Но всё же, чтобы завоевать сердце истинного ценителя искусства, мне думается, сегодня недостаточно сыграть лишь на единственной, древней как мир, человеческой тяге к курьёзам, пикантным деталям… и «постельным тайнам». Хотя, этим «дерьмом» сегодня пропитано всё: и телевидение, и «глянец-гламур», и, увы, наша литература. Не в бровь, а в глаз по этому поводу в своё время сказал Ф.М. Достоевский: «Что пошло, то и пошло…» Кто-то скажет: «Так было всегда!». А я добавлю и «будет». И это понятно, это так по-земному, по-человечески. Но стоит помнить! Все эти «чесноки» и «перцы» всего лишь приправа к блюду, а чтобы понять прошлое и настоящее русской литературы, искусства, узнать, хватит ли у нас мужества, такта и просвещённости рассмотреть эти проблемы, поставить некоторые вопросы, а, быть может, и попытаться на что-то ответить, необходим внимательный и серьёзный подход.

Потому что главная моя задача попытаться определиться с объединяющим всех нас – писателей, деятелей культуры стремлением разобраться, что же всё-таки происходит с нашим искусством, каковы его перспективы и шансы на то, чтобы не потерять окончательно «лица», чтобы выжить в эту тяжёлую пору. Пору, которая всем прочим ценностям, увы, противопоставила жёсткий, подчас откровенно циничный расчёт. И если я, друг мой, сумею, хотя бы отчасти, осветить эти темы, разумеется, в контексте твоих вопросов, то буду считать своё письмо небесполезным, а твоё читательское доверие и внимание – оправданным.

В одной из своих полемических статей известный критик Римма Кречетова так охарактеризовала наше смутное время: «Ситуация, в которой мы вдруг себя обнаружили, это сплошные дрызги и дребезги: страны, исторических концепций, институтов власти, бытовых привычек, сложившихся человеческих отношений и прочее, прочее, прочее. Всюду осколки вчерашнего. Они закатываются под вполне вроде бы новое, хитро прячутся в тёмных пугающих углах, на них то и дело натыкаешься: рукой, взглядом, чувствами, мыслью… Похоже, мировосприятие и деятельность каждого из нас определяется ныне не столько сегодняшними обстоятельствами и возможностями, сколько вот этими самыми «дрызгодребезгами», источающими флюиды нестабильности и какой-то всепроникающий нечистоты, пошлости, грязи».

Согласен, последние «путинские» годы более менее стабилизировали обстановку в стране, дали надежду и некоторую уверенность бизнесу, обывателю, дай Бог! Что же касается литературы, театра, искусства в целом – картина та же: «Приплыли». И, право, Виктор, как бы многие «хозяйчики» мира сего не боролись, не павлинили хвосты, как бы борзо не равнялись на них удачливые наши с тобой коллеги… и не уверяли: всё «круто», всё «пучком», на самом-то деле… Полагаю, ты разделишь мою мысль: мы до сих пор ещё по-настоящему не поняли, сколько же всего разбито, варварски разрушено и вывернуто наизнанку! Сколько былых «колоссов родосских» рассыпалось на наших глазах в пыль и прах… И покуда культура и, наша с тобой любимая русская литература, и вправду лишь догадывается, какие грандиозные переосмысления и переосознания ещё ей на ощупь предстоят. Признаться, я так и не смог окончательно пережить случившегося развала нашего Союза, Великой Империи, которую в наследство нам оставила опрокинутая на лопатки, задушенная огненным кумачом, царская Россия. И как тут не согласится с Кречетовой: «Мы словно вдруг оказались в музее палеонтологии, среди внезапно рухнувших скелетов доисторических чудищ: ужасающая груда перемешавшихся произвольно, в свободном падении костей, где похоронены былая логика целого».

Собирать нам это всё или нет? – тут, на мой взгляд, выбора не существует. Но по каким канонам и схемам? Вокруг какого станового хребта? Хватит ли у нас зрелого осмысления, достоинства, чтобы соразмерить день вчерашний с днём сегодняшним?

Периодически поглядывая «ящик», слушая за обедом «кляузник» - хрен что разберёшь. У «демократов» по сути те же приёмы, те же кисти (разве, что красок больше), но от родных, любимых «потёмкинских деревень» - ни на шаг. Что ж, поживём – увидим. Да, вот, как бы не увидеть в зеркале чёрта. Как бы нашим «отцам-основателям», стоящим на страже колыбели демократии и их бойким «отпрыскам», обрядившимся в заокеанские «панталоны и рюши» не сбиться на извечные проторенные дороги… Худо будет, если многострадальная Россия – матушка вновь подпадёт под бесовское ярмо каких-нибудь идеологических догм. (О нас с тобой, Виктор, о наших близких «при таких делах» я уж и не говорю…)

А между тем такой сценарий, вполне возможен. Но если 15 лет назад, его можно было ожидать со стороны озлобленной оппозиции, жестоко и цинично, обманутых миллионов наших граждан, то теперь эта опасность грозит из самого Кремля. Hечь идёт об окружении ныне здравствующего президента. А уж там (думаю, спорить не будем) хватает бесшумных нетопырей и ласковых вурдалаков. Тебе ли говорить: страх и подлость «раба» - неистребимы. Те, кто до «блевоты» наворовался в лихие девяностые и своевременно нацепил на себя личину неприкасаемого «мэра-пэра-депутата», на самом деле, как был «рабом», так им и остался, с той лишь разницей, что его основательно скрытый под спудом страх, - многократно вырос! Жутко до судорог, даже в кошмарном сне прощаться с награбленным; ведь все они считают себя «героями Трои», новыми князьями и эрлами. Но, помнишь, как там у Михалкова – старшего (да, да, которого со сталинских времён кличут «гимнюк»): «…Плевков Алмазовым назвался, но как он был плевком – плевком он и остался». Так вот, эти «золотые плевки», больше всего и настораживают… Яблоки от яблони не далеко падают. А подавляющее большинство этих «комсомольских кровососов», припеваючи жило, пило и развлекалось с «форелями в юбках» на обкомовских дачах и при других «флагах на башнях».

Но спустимся с небес на грешную землю и спросим себя, положа руку на сердце: «Что? Всё в порядке? Всё тип-топ?» «Нет, ребята, всё не так!» - если бы был жив, ответил Поэт. И правда, Виктор, как-то «наискось» получается. Скребут на душе кошки. А почему? Сложный вопрос… Наверное, потому, что мы сами – граждане России, слишком уж привыкли к этим пресловутым идеологическим догмам. Уж слишком мы c ними сроднились (едва ли не на генетическом уровне)… И, право, неуютно или напротив наивно-беспечно чувствуем, ощущаем себя на неосвоенных (я говорю об искусстве), ещё мало понятных интеллектуальных пространствах. Но что прикажите делать, господа? Мы давно позабыли запах творческой воли, а наша «шерсть» с рождения была вышаркана ошейником системы… Но такой ли уж плохой?

Предвижу твою ироничную московскую улыбку, Виктор. А вот и лукавый блеск в глазах. Слышу закономерный, с нотой изумления вопрос:

- Ну, ты, хватил, дружище! Это тебя-то держали на «цепи», когда, ты, писал трилогию «Фатум»? Это тебе-то наступали на горло, когда, ты, работал над «Эшафотом»? Да, знаешь ли ты, что до «перестройки» все эти романы остались бы лежать «в столе»?

- Знаю.

- Так, кто ж тебя «держал»? Какого рожна…

- Да в том то и дело! – что не «держали». Что мне «никто не наступал на горло»! В том то и беда, нет, не беда… Но, ты, надеюсь, понял… Страшно, признаюсь тебе, и отчаянно одиноко жить и писать годами, как шизофреник, на «необитаемом острове»! Служить всем сердцем и душой стране, которой ты не нужен. Воспевать героику наших великих предков, на которых в столичных издательствах по большому счёту всем наплевать! Ведь с окровавленных ристалищ прошлого с разрубленных кавказской шашкой эполетов, нынче больших «бобосов» не срубишь. А «втюхивать» деньги в «нераскрученного» автора… нет, брат, «слабо».

…Прости, это я сорвался с темы – накипело! Впрочем, к этому «камню на распутье», мы в нашей беседе ещё, конечно же, повернём своих пегасов.

- А такой ли уж «плохой» была система, которую мы все вместе разрушили?

Проще всего, казалось бы, дать заключения о зависимом искусстве, литературе, о культуре в целом долгих послеоктябрьских десятилетий. Круто и безоговорочно осудить вынужденное послушание большинства, приносившее астрономические дивиденды. И тут же на одном кругу, отказать всем сразу не только в гражданском, но и в эстетическом уважении. Какое к чёрту, может быть настоящее творчество в таких тисках: «Где нет свободы, там гаснет свеча любви». Собственно этот вердикт-тавро давно выжгли на ляжке, крупе и прочих интимных местах рухнувшего колосса. И согласись, Виктор, это расхожее, тиражируемое мнение активно живёт и жиреет сегодня. Сохранение и пестование такого подхода откровенно удобно. Такой взгляд решительно и мгновенно структурирует ситуацию, создаёт иллюзию положительного переосмысления, и на затянутом почернелой цвелью фоне позволяет особенно броско высветиться нынешней непримиримой и, подчеркну, безопасной отваге.

«Какое-то обаяние в таком «одним махом семерых убивахом» решении сложнейших проблем, разумеется есть, - заключает Кречетова. – Как есть оно, собственно, в любом примитиве и упрощении: обнажается основная тенденция, возникает некая жёсткая схема, желанный становый хребет. И не важно, что он просто перевёрнут, голова и хвост поменялись местами. Не важно, что при сём что-то отброшено, что-то уродливо искажено».

Ну, что же? Всё знакомо до тошноты, до оскомины на зубах. Критическое восприятие в умах наступит со временем. А пока: прельстительный блаженной памяти «вульгарный социологизм» лишь на словах - «блаженной памяти». В реальности-то он совершенно живёхонек, только несколько передислоцировался: из трактатов, учебников, столь знакомых нам «установочных» речей перебрался в наши «промытые» кровью и хаосом мозги и диктует вкрадчиво, но по-прежнему властно, свои резолюции: безоговорочно поддержать, безоговорочно осудить, исходя из социальной природы явления. И примеров тому, скажу по-шукшински: как дерьма за баней. Взять хоть бы сегодняшнее «продавливание» в президенты г-на Медведева, восхваление бывшего ваххабита Кадырова – младшего и собственно Чечни, где якобы пришло время счастливо играть на гармони, целоваться взасос, брататься на крови русскому Ивану и чеченскому Вахе и радостно отплясывать «казачка» в обнимку с «лезгинкой». И такого… «добра» действительно тонны и глупо перечислять очевидное.

Что поделаешь?.. Посему, мы долго ещё будем прямолинейно привязывать и политику, а главное творчество к социуму, не обращая внимания на его высшие, суверенные цели. Не замечая и не задумываясь, что по каким-то собственным, не Явленным до сих пор законам, оно свободно и неожиданно избирает место и время своего расцвета или упадка часто вопреки социальным штормам и штилям.

- Но стоит ли так столбиться на этом? «Ломать копья» над тем, что нам не подвластно? Что живёт и развивается по независящим от нас законам? – возразят мне. – Это же типичное начало русского духа. «Желанная пропасть» или хотя бы «страховочная межа» между всем предшествующим нам, вроде бы гораздо свойственнее, чем наведение мостов через время, поиск достойного, высокого, зрелого?

Согласен, слово «преемственность», увы, не ласкает нашего слуха: так, например, в современном писательском мире, за редким исключением, каждый норовит видеть себя чуть ли не «родоначальником», «предтечей», но уж решительно никак не пассивным последователем. Впрочем, это тоже очень типичное начало русского духа. Этакая литературная нигилистическая «базаровщина» или «цоевщина», а попросту «табачный дым натощак».

Вспомни, Виктор, чеховских или горьковских героев. Там тоже все захлёбываются «духом противоречия», «не одобрением своего времени» и уж тем паче времени своих отцов. В романе М. Горького «Жизнь Клима Самгина» один из его персонажей говорит: «…подобного народа, батенька, нет. Блаженный и безумный в своём единстве! У нас (русских) ведь всяк с фокусом с вывертом прёт… вверх ногами готов стервец по жизни пройти, лишь бы запомнили, лишь бы отметили, цокнули языком… Господи, какая непроходимая тупость, только по морде и заслужили за всю жизнь, а туда же!»

Полагаю, именно поэтому осознание новых ценностей мы любим непременно сопровождать взрывными работами, раздачей ярлыков и безответственным горлопанством: «Сотворённое до нас – нам будет мешать! Прочь с дороги окаменелое дерьмо мамонтов!»

Я уж не говорю о незавидной доле литературных «зубров» и дичи помельче…Кто сегодня из молодых, кроме филологов, помнит, читал: И.Гончарова, А.Куприна, Н. Телешева, Л. Андреева? М. Булгакова, М. Шолохова? Вот так то «снимем шляпы и помолчим. Зато все читали «Гарри Поттера» и «Код да Винчи». Ура-а! «Любой памятник рано или поздно, - пишет Р. Кречетова, - утверждает у россиян желание «нанести к нему всякой дряни!. И никакой авторитет не застрахован от внезапного ниспровержения. Пушкин? Кто такой? Ах, тот самый! Подать сюда Пушкина, что он, в самом деле, значит в сравнении с имярек?!»

А что? У нас всё возможно.

Позавчера, накинув петлю на шею, сбросили с пьедестала лицом о брусчатку памятник легендарному генералу-освободителю Скобелеву… Вчера накинули петлю на шею Железному Феликсу… Кто следующий? Быть может, Маршал Жуков?

В.И. Притула

советский российский журналист-международник, писатель-прозаик

(Продолжение в следующем томе)

2

Письмо родственной душе, или Мысли вслух

Ответ автора на вопросы, заданные в статье Виктора Притулы

«Певец во стане русских воинов»

… Иван Бунин боялся красных знамён, лозунгов, демонстраций, бессмысленных тупых лиц под кепками и солдатскими папахами… И вчера, и сегодня по Москве и по другим городам России нет, нет да бегают люди в шинелях и касках с оружием в руках… Бунин мучительно задавался вопросом: «Кто эти люди с разверстыми, как пушечное жерло, ртами? С кем они? За кого и против кого? Куда катится Россия?»

Признаюсь, Виктор, мне тоже становится порою не по себе, когда я выбираюсь в Питер из своего «писательского батискафа» и вижу на улицах несметные жующие толпы, с жопами вместо лиц. И в голове у меня роятся те же вопросы: «С кем они?» «За кого и против кого?» Куда катится наша Россия? Для кого я, вообще, всё это пишу? Шпаги, треуголки, мечи и щиты, штыки и кинжалы, знамёна? Тысячи страниц «…Поднятые из небытия герои…Может, я просто сжигаю попусту свою жизнь?

Нет, нет, ответы у меня, конечно, на этот «гамбургский» счёт имеются. И мы дойдём до них, не всё сразу… И всё-таки?... Тебя, не посещают этакие мысли? Не пугают? Нет ли подспудного ощущения близости катастрофы? Иногда мне кажется она висит в воздухе… И я из бутербродного, какофоничного Питера, спешу в родное и понятное мне Царское Село. Там, я не заштрихован равнодушием, жующей и глотающей баночное пиво, толпы.

«…Там улыбаются уланы,

Вскочив на крепкое седло…

Казармы, парки и дворцы». (О. Мандельштам)

Ты уж прости меня, Виктор, за велеречивость. Не утомился? Нет? Извиняй, Сам сказал: «Пиши побольше, от души «там разберёмся».

Так вот, в русле сказанного, хочу ещё вот на чём заострить, твоё, внимание. Любопытно, что провозглашаемая постоянно открытость, учёность, прозрачность, терпимость нашей культуры, её живая восприимчивость (дескать, «все флаги в гости к нам») – и в самом деле имеет место. Только носит она скорее пространственный характер. Жадный интерес ко всему иностранному, «забугорному», способность усвоить, преобразить чужой опыт, превратить в питательную среду для выращивания «собственных Платонов и быстрых разумом Невтонов» загадочно уживается с крайней, воинствующей нетерпимостью к своему разному, исконному. Согласись, как только дело коснется предшествующих поколений нашей хвалёной «широкости» и «всемогущей русской души» нет и в помине, одни упрёки: и то они не так сказали, и что исполнили, и тут успели запороть... Отмечу, что особенно жёстко достанется поколениям самым ближайшим: на их плечи непременно взваливается какая-либо историческая вина, взять хотя бы «шестидесятников»… Может, ещё и поэтому новое время и новые писатели, режиссёры, актёры, художники, операторы вынуждены выступать этакими надеждами Отечества, его строителями. Но опять-таки в своём «собственном соку» и представлении; в будущее, как пить дать, жестоко осудят уже их «героические» деяния. Да уж, такая вот российская бесконечная сказка: «У попа была собака…»

В чём тут дело?

А. Якубовский в своей статье «Блеск нищеты, или Эстетизм в отечественном интерьере» говорит следующее: «Хорошо известно, любое творчество, будь то театр, живопись, литература, время от времени пользуется подпиткой» иных далёких культур. И так же в какой-то момент «подпитывают» других. Российская культура – своеобразный гигантский смеситель, постоянно находящийся в действии. Она занимает уникальное серединное положение между воротами Запада и Востока; через неё проходят многие караванные тропы, гуманитарный «великий шёлковый путь». В результате возникает нечто сверхсинтезированное и гиперактивное, обладающее чрезвычайной энергией».

Продолжая мысль А. Якубовского, скажу: следствие нашей «открытости» это желание (иногда неосознанное) примкнуть к традиции не домашней, а «запредельной», той, откуда пришла, «подпитка». Стоит вспомнить только одно подражание наших ВИА и рок – групп «битлам», «ролингам», «Бони – М», «квинам» и т.д. и т.п. То же самое подражание мы видим и в литературе, и в живописи, и в танце «модерн»… Вот и получается, что художник в России, как ни странно, видит себя не столько продолжателем отечественных предшественников, сколько наследником значительно более выявленной тенденции, импортированной из-за рубежа. «Более того, - по убеждению Р. Кречетовой, - наш доморощенный мастер, будь он режиссёр, литератор, сценарист или художник, просто не может выбросить из головы «просвещённую», «совершенную» Европу. Он либо изъявляет ей свой принципиальный восторг, либо демонстрирует вызывающую «самость». Такая ситуация изначально «дрызгодробительна».

В принципе такой подход, будто и хорош, - возникает огромное поле, творческих возможностей, так сказать, некий пёстрый и шумливый рынок, где каждый может найти то, что ему близко и важно. Но как показали последние 15 лет, - одновременно и худ, т.к. мешает формированию замкнутого в рамках страны устойчивого художественного процесса, оставляющего накапливающееся, а не воюющее друг с другом наследие.

Разница подходов и взглядов дифференцирует общественное мнение, довольно подверженное воздействию культурного климата, особенно у нас в России. А оно, по мнению критиков, используя закон обратной связи, откликается потом в искусстве.

Наши знаменитые «западничество» и «славянофильство» - есть результат фронтирности или пограничности. «Растаскивали» художника, как помнишь, в библейской притче о Соломоновом суде. Только ни одна сторона не отпускала его руку. Не испытывала жалости, по принципу: пускай разорву но ухвачу так ухвачу, по бультерьеровски, мать – перемать! Так уж выпали карты истории, Виктор, что часть нашего русского общества постоянно бдила в дозоре на льду Чудского озера, а часть – залегла в тревоге у реки Калки. Так сказать, непрерывная общенациональная «мобилизация» В каком «дозоре» твой покорный слуга, ты, Виктор, наверняка уже разобрался, прочитав первые шесть томов из моих сочинений.

Но вот, что ещё хочется сказать в связи с этим: ориентация по сторонам света (вспомним взятый нами герб Византии – двуглавый орёл) вбиралась и усиливалась более мощным и всё пронизывающим противостоянием: неуклонным приближением революционного взрыва.

Иными словами, используя одно из мнений историков и литературоведов: «Весь XIX век – это как бы период трудной, болезненной беременности. Великая Империя вынашивала Великий Октябрь». А вот теперь нет и детища Октября. Сегодня спроси любого тинэйджера, что он знает об СССР. Он только «хлопнет» жвачным пузырём, дебиловато гоготнёт и погонит в своё «зазеркалье», на скейте. Вот тебе и «Союз нерушимый республик свободных…» Как тут опять не вспомнить классика: «А был ли мальчик?»

Но много гибельнее другое: в погоне за всей этой «жоподжинсовостью, за всей «брэндомонтановщиной», за всей этой западнической фасовкой – рисовкой; за всей этой игрой в «демократию», в американский Диснейленд: в «слонов» и «уток», «бемби» и «гамми», в рыжих оленят – «чубайсиков» и плюшевых мишек «гайдариков» - Россия безвозвратно потеряла целое поколение, а то и два, молодёжи, которая, как «Бонни и Клайд», очертя голову, взялась за ножи, пистолеты, наркоту и проституцию… А почему бы нет? «У нас демократия! Всё, что не запрещено – то можно! «Рэкет»! – это по-взрослому, мужики.

Я уж не говорю, Виктор, об экономике и фундаментальной науке, высшей школе и армии… Тут наши горячо любимые «Чипы и Дейлы», уж постарались прийти на помощь»! А мы – прямо, как в песне, закрыли от счастья глаза и распахнули объятия… Не-ет! «С нами так ещё никто не шутил…» «Это был страстный роман, увлекательный аттракцион»…! Манит, манит, манит карусель в путешествие по замкнутому кругу, дарит, дарит, дарит карусель, то надежду, то досадную разлуку…» Ну и, как водится, в лучших традициях мелодрамы, «первой любви» - печальный итог. Дисней-лэндовская карусель оказалась «неверная подруга» и, как закономерное следствие, - «нам, увы, не удалось догнать друг друга». А кто б сомневался? – резвоногих, вскидывающих игриво спинкой, рыжих оленятах и, пусть пухлощёких, и на вид неуклюжих, но ретивых напористых мишек. Вот доигрались в «пятнашки – ваучеры» и прочие «облигации – махинации», весело, мордой крутя… вздрогнули, лишь тогда, когда Россия – мать закачалась над бездной, возврата из которой нет… А сколько наших отцов и дедов, стариков – ветеранов, эти заигравшиеся в «ковбойцев» ребята – зверята, между делом, «ухлопали» в гроб?.. Да где ж им знать? Некогда! А чего тут такого? Все умирают… Се ля ви, подвинься. «Бежим, Егорка! За карусель и мороженое дяде Сэму платить надо!» «А у тебя, Толька, «бабки» есть?» «Нет, что-нибудь замутим!» И замутили… По дешёвке распродали полстраны, открыли шлюзы «на полную». Один господин «Семь сорок» pardon, Джордс Сорос, чего стоит со своей «благотворительной» программой! Ведь очевидно было – в овечьей шкуре волк. Все так называемые научные программы – это выявление наших открытий и изобретений, оптовая скупка русских мозгов и перекачка их в американские научные центры!

Нет, не миновала Россию калёная стрела, не пощадила булатная сабля ворога. Чужой рыцарь, в иноземных доспехах, с победой вернулся в свой замок, на русском коне.

А между тем эти нахрапистые «футболисты» и «жонглёры» от демократии «без шума и пыли» зарыли в землю наших стариков в 90-е годы, право, больше чем фашисты в проклятое лихолетье Ленинградской блокады, в дни битвы за Москву и Сталинград вместе взятые. Ты только вду-май-ся в это, Виктор! Оторопь и ужас…за горло берут. Ничего не попишешь – факты упрямая вещь. То-то сейчас засуетились в Кремле, как вши на гребешке, с этой пресловутой «демографической катастрофой». Вот уж воистину: «Пока гром не грянет, мужик не перекрестится!» А куда ж вы брыластые суки смотрели? О чём думали, когда «подмахивали» на разрешения закрытий роддомов, на передачу «милым бухгалтерам» с акульими челюстями – детских садов, школ и ВУЗов? Ах деньги считали, кроили страну и власть, из народа верёвки вили… Ну, ну дело хорошее, да вот, как бы вновь по улицам не побежали с оружием люди, с налитыми багровой ненавистью глазами. Тогда «трындец», ребята… Дальше как в песне: «А Мерседес пошёл под пресс». Спаси Господи… Не дай Кровавому Шуту разгуляться по России!

«Но вернёмся к нашим Баранам» - как говорил Хаджа Насреддин.

…Между тем мы всегда гордились «завербованностью» наших художников; тем, что они были не только создателями определённых эстетических ценностей, но и в огромной степени – носителями демократических взглядов, иногда (и не столь уж редко) прямыми участниками социальной борьбы (довольно вспомнить лишь имена двух наших мэтров - Солженицына и Ростроповича).

«Это естественно для лишённой политических институтов страны, - говорил по этому поводу замечательный академик А.Ткаченко. – Но и опасно: чрезмерная идеологизация способа нанести (и, конечно же, наносила) вред чисто творческим ценностям. Она сковывала художника, делала его чрезвычайно зависимым от господствующих в обществе «веяний». Из пророка, который, исполнившись высшей волей, должен «глаголом жечь сердца людей», он постепенно превращался в горниста, по чьему сигналу революционный отряд с шашками наголо устремлялся в атаку».

Но оставим пространственные рассуждения о политическом окрасе творческой сути недавнего прошлого и поговорим о более конкретных вопросах литературы дня сегодняшнего.

Я вновь, вместе с тобой, Виктор, хочу вернуться в «музей палеонтологии», к «ужасающей своим громадьём и хаосом груде костей и черепов, внезапно рухнувших доисторических гигантов», туда… где была похоронена «былая логика целого».

- Не споткнись! Осторожно, давай за мной, обходи. – Мы медленно движемся вдоль бескрайней гряды окаменевших костей. И нет числа, нет конца этим могучим костям и черепам, - этим потрясающим воображение руинам былого.

- Представил? Как тебе ощущения? А теперь, вообрази, мы с тобой – последние солдаты Империи. Нет больше нашей великой армии, нет блестящих полководцев… Мы одни. – Странное тяжёлое чувство, правда? У меня вновь перехватило горло, а в грудь опять больно толкнуло, что-то тупое и сильное…

…Я с горечью в очередной раз переживаю: ведь это рухнула наша Великая Империя, это умерла наша молодость… Наверное, так же чувствовали себя последние легионеры православной Византии, на дымящихся обломках своего тысячелетнего величия. Может быть…

Но, как бы там ни было, остались славные имена тех, кто героически бился на поле брани, кто достойно жил и воспитывал детей, верой и правдой служил Отечеству, как бы пафосно это не звучало, - отдавал все свои силы, здоровье, молодость, жестоко страдал и страстно любил, восстанавливал разрушенное, отвоёвывал попранное…

Не секрет: все прошлые века послевоенные будни наших предков были столь же напряжёнными, как и военные. Из столетия в столетие нашей Державе приходилось поднимать страну, латать дыры, - то запад, то восток, то юг лежали в развалинах. В возрождении городов, опалённых войной, в сечах и битвах, всегда принимали участие лучшие люди России. Лучших из лучших первыми к себе забирал Господь. Так было, так есть и, надеюсь, будет. Но чем старше я становлюсь, тем чаще задаюсь вопросом: «А помним ли о них мы, потомки – их внуки и правнуки? Помним ли их имена? Их подвиги? Вряд ли… А как, думаешь ты?

«Нынешний XXI век обещает быть самым жутким, самым циничным, самым холодным из всех, по отношению к своим историческим корням», - утверждает наш современник, известный актёр А. Пороховщиков. Боюсь, что он пронзительно прав. «Сердце – Отечеству, душу – Богу, честь – никому!» - эти девизы – заповеди казаков Войска Донcкого нынче забыты. Не в «моде». «Не вписываются в формат» - как любят теперь говорить на TV. «Бронзовая» пафосность и государственные заказы остались в прошлом. Сегодня наступило и расцвело пышным цветом время частных заказов – дельцов и торгашей, словом, «брынцаловщина». Нашему же брату с их плеч предлагается лишь ирония и интерактивность. Словом, не щёлкай клювом! Крутись, подбирай крохи, лови заказы. Оно вестимо: курочка по зёрнышку клюёт…

Вот и я, Виктор, - твой покорный слуга, для многих, загрубевших в болванстве и чванстве своём, издательств, помешанных только на чистогане, и по–девичьи смущённых патриотической тематикой, не вписываюсь «в формат».

Но так уж случилось, так нужно сердцу, так мило душе: в литературе я отдаю предпочтение «военно-историческому роману». И пусть я не «предтеча» (от чего, кстати, никогда не страдал и не заламывал рук), и, отнюдь, не «родоначальник» какого-то очередного ультрамодного литературного формата (что тоже не терзало меня, как тень отца Гамлета), но зато я чётко и ясно вижу поставленную перед собой цель.

Да, я не сторонник «сжигать мосты» и слух мой не режет слово «преемственность». Если угодно, я доволен и горд, что между мною и моими предшественниками нет ни «волчьих ям», ни «желанной пропасти», ни даже «страховочной межи». Напротив, есть звонкая славная мостовая проложенная отличными мастерами слова, за состоянием которой я ревниво слежу, и тщу себя дерзкой мыслью за свою творческую жизнь уложить в неё хоть несколько своих выверенных камней, которые уж если и не украсят, то во всяком случае не испортят стиль и качество сей мостовой.

Мои герои, как ты уже знаешь, служат верой и правдой Царю и Отечеству на просторах Великой Российской Империи и в любых других точках мира. Они там – куда их посылает Держава. Они там – где нужны их опыт, воля и острый клинок.

Что главное в жизни? Я убеждён: сохранение культурного и духовного наследия России, её армии и флота, - без этого у нас – нет будущего. Таково моё ощущение времени и, если угодно, себя в нём.

В.И. Притула

советский российский журналист-международник, писатель-прозаик

(Продолжение в следующем томе)